Увидеть звёзды в чистом поле,
Где Млечный Путь течёт рекой,
Лежать в траве на тёплом взгорье
И растворяться в тьме ночной.

Поймать звезду в её паденье,
Мечту заветную шепнуть,
Почувствовать освобожденье,
Где высота — мой звёздный путь.

Взойти на горный перевал,
Где облака касаются земли,
Увидеть мир, как пьедестал
Для тех, кто не боится высоты.

Дождаться северного света —
Зелёных всполохов игру,
Стоять под куполом рассвета
В заснеженном пустом краю.

Дойти до океана края,
Где волны бьются о гранит,
Смотреть, как даль морская тает,
Как горизонт с водою слит.

Найти любовь — пусть невозможно,
Пусть сердце в это и не верит,
Но вдруг однажды, осторожно
Она откроет эти двери.

Всё это видеть, всё — глазами,
Не через стёкла, не во сне,
А наяву, живыми снами,
В своей единственной весне.

Не звук, но гул. Не свет, но отблеск
Внутри ресниц, от лампы вдалеке.
Как будто пленка, стертая до блеска,
Дрожит знакомым кадром на руке.

Стеклянный офис, гулкий рынок рядом?
Где пахнет пылью, солнцем и едой.
И чей-то голос, ласково-безумный,
Звучит не в ухе — в памяти самой.

Трава под пальцами. Не та, что под ногами,
А та, из сна, где небо — бирюза.
И ты стоишь, захваченный богами
Чужого лета, глядя им в глаза.

Не помнишь лиц. Лишь блики, смех и ветер,
И ощущенье — вот оно, сейчас! —
Как будто мир был создан на рассвете
Лишь для тебя. Всего на этот час.

И этот воздух — плотный, теплый, давний,
Как из рекламы техники тех лет,
Где мир грядущий — светел, первозданен, —
Сияло верой, что возврата нет.

Но ты вернулся. Или не ушел?
Стоишь на грани, в переходе дня.
И это чувство — как укол, как шелк —
Реальней жизни жжёт тебя.

Оно не в прошлом. Здесь, в груди, живет.
Фантомный зов несбывшихся тех встреч.
И тянет, тянет за собой, зовет
Туда, где не был. Но сумел сберечь.

Лежу на траве. Непроглядная мгла
Окутала землю холодной рукой.
Травы ощущаю покров неживой,
Да мрак надо мною, чужой и глухой.

Нет неба – лишь чёрная бездна висит,
Проколота искрами стылых огней.
В ней древние знаки бесстрастно глядят –
Узоры забытых, не наших вестей.

Медведицы призрак застыл в вышине,
Дракон извивается в мёртвом кольце,
Свой меч Орион обнажил в тишине,
И крест распростёр Лебедь в чёрном венце.

А там, где должна быть небес глубина,
Зияет провалом туманная муть –
Как рана на теле ночной черноты,
Галактики Млечный раскинулся путь.

Не светлая россыпь – а пепел миров,
Холодное крошево стылых зеркал,
Где в вечной тиши, без надежд и без слов,
Вселенский немолкнущий движется вал.

И тонет мой разум в провале ночном,
Где вечность и холод смешались в одно.
Я – крохотный атом под этим плащом,
Затерянный в бездне, упавший на дно.

И звёзды глядят, равнодушны, пусты,
Как очи существ из неведомых сфер.
И кажется – нет в этой мгле красоты,
Лишь холод и мрак без конца и без мер.

Я знаю всё, что будет, было, есть,
Все шестерёнки в черепной коробке,
Любую правду, ложь и злую лесть,
Все карты на столе, все кнопки, тропки.
Я вижу нити, дёргаю во сне...
Ах, нет, не сплю, всё ясно, как на блюдце.
Но руки словно приросли к стене,
И ноги в пол вросли, не шелохнуться.

Внутри горит пожар чужих путей,
Я знаю, как избавить от цепей,
Всё сделать точно, выверенно, срочно,
И разорвать узлы все непорочно.
Но тело — камень, воля — серый дым,
Я знаю слово, но молчу пред ним.
И от бессилья, знания лавины,
Себя считаю глупым и повинным.

И что мне делать? Снова тот вопрос,
На все ответы налагаю вето.
Стучусь в экран, где эхо слов донёс,
Мол, помоги, но действия-то нету.
Я жалуюсь, я ною, я корю
Себя за то, что знаю, но не в силах,
И эту песню каждый день пою,
В ней унижаясь, как в сырых могилах.

А делать надо – знаю ведь, как встать,
Какой исполнить шаг, простой и нужный,
Но я могу лишь здесь себя ругать,
Тонуть в трясине мыслей непослушных.
И этот разговор, и эта боль,
И самобичевания сеанс –
Всё то, что я играю, словно роль,
Взамен того, что даст мне в жизни шанс.

О, если б кто-то, сильный и чужой,
Не слушая моих речей туманных,
Схватил за ворот жёсткою рукой,
И вытолкал из мыслей окаянных!
Пусть невпопад, пусть грубо, пусть пинком,
Не разбирая правых, виноватых,
Чтоб сдвинуть с места этот мёртвый ком,
Застрявший в коридорах узловатых!

Но те, кто рядом, — им не объяснить,
Не вымолвить про эту злую ношу,
Зачем им знать, как тяжело мне жить,
Какую стену я внутри возно́шу.
А те, кто слышат — далеко они,
Лишь буквы шлют, как призрачные птицы.
И снова день, и снова мы одни —
Моё всё знанье и мои границы.

Полночь. Берег. Тишина.
Над морем – чёрный бархат сна.
Я здесь, обрётший свой покой,
А в небе – полная луна.

Белейший диск в зените ночи,
Как око вечности немой.
И мрак вокруг темнее прочих
Пред этой властью неземной.

А вниз, к воде, от лунных врат
Струится зыбкий, ясный свет.
Он на волнах дрожит стократ –
Длинней дороги в мире нет.

И волны шепчутся у ног,
Считая гальку меж камней.
Их тихий, мерный говорок
Уносит грусть ушедших дней.

И льются звуки в тишину,
Сонаты лунной перебор...
Они качают глубину –
И моря, и души простор.

Всё слито здесь: луны фарфор,
Дыханье моря, блик живой,
И музыки святой узор
Над чёрной, спящею водой.

Мгновенье стынет, став веками.
Реальность? Сон? Не разберу...
Я был тогда под небесами,
На лунном, чёрном берегу.

Темнота привычная, родная,
А во сне – она совсем другая.
Не черная, а просто... никакая.
В ней звуки плещутся, играя.
Вот капля – бам! – и круг пошёл по тишине,
Вот ветер – шшш! – как будто гладит по спине,
И голос мамин, тёплый, где-то вдалеке,
Плывёт корабликом по звуковой реке.
Не вижу рук, но чувствую тепло –
Ладонь в ладони, так легко, светло...
Светло не светом, а как будто бы волной,
Приятной, мягкой, прямо здесь, со мной.

Потом иду. Куда – не знаю сам.
Под пальцами то гладко, то шершаво.
То мох упругий, то холодный камень там,
То вдруг песок горячий, справа, слева.
Шаги гудят, как будто в бочке я большой,
И эхо ловит каждый звук случайный.
А запахи! То хвоей веет, то рекой,
То чем-то сладким, острым и чудным.
И нет фигур, и лиц вокруг не разглядеть,
Но знаю – кто-то рядом, дышит близко.
И можно просто полететь, взлететь,
Не видя неба, хоть летишь и низко!

И вдруг – тепло! Как будто солнце встало!
Не свет, а просто жар по всей щеке.
И музыка внезапно заиграла,
Негромкая, как пульс в моей руке.
И всё звенит, всё запахами дышит,
Трава под пальцами прохладна и мокра.
И счастье – вот оно! И сердце слышит громче
Биенье жизни, звуки мира снов.
Смеётся кто-то звонко, беззаботно,
И этот смех – как сотни брызг воды.
И мне легко, свободно, мимолётно,
Как будто нет ни страха, ни беды.

Но тут же – холод, резкий, как игла.
И тишина обрушилась, пугая.
И чья-то тень как будто позвала,
Но голоса совсем не разбираю.
Земля качнулась, будто бы во сне
Теряешь почву, падаешь куда-то.
И страшно так становится вдруг мне,
Ищу опору – пальцы сжал во тьме.
И тут – толчок. Проснулся. Сердце – тук!
В ушах ещё звенит тот сон невнятный.
И снова тишина, привычный звук...
Но тот полёт... и жар... такой приятный.

Вот Алум Крик. Рассвет едва встаёт.
Вода как зеркало, но не блестит.
Какой-то серый, выцветший налёт
На всём вокруг – и воздух сам молчит.
Стою у кромки, где песок и ил,
И сам себе кажусь почти ничем,
Как будто кто-то искру погасил,
Оставив только этот бледный свет.

Большие валуны и тут, и там,
Набросаны какой-то силой злой.
Не гладкие, все в трещинах, по швам
Поросшие какой-нибудь травой.
Холодные, хоть солнце чуть взошло,
Их трогаешь – и холод по спине.
Как будто время здесь навек легло
На камни эти в мёртвой тишине.

Ни ветерка. Ни птицы не кричат.
Хотя должны бы – утро ведь уже.
И облака над озером висят,
Как комья ваты на чужом плаще.
Всё очень чётко видно, до росы
На лепестке цветка, что у камней,
Но будто смотришь через две слезы,
И мир размыт, хотя и стал ясней.

И вроде надо что-то предпринять,
Куда-то двинуться, ну хоть шагнуть.
Но ноги словно в землю – не поднять,
И мыслей нет, чтоб выбрать верный путь.
Смотрю на воду, на камней гряду,
На небо, где полоска всё алей…
Стою на Алум Крик, чего-то жду,
И становлюсь всё тише, всё пустей.

Будильник звонко бьет в ушах,
Проснулся Токио в огнях.
Но для меня огней тех нет,
Лишь звуков утренний букет.
Я одевался в темноте,
Знакомый свитер на себе,
И белой тростью пол стучу,
К двери знакомой я лечу.

Спускаюсь в шумное метро,
Где воздух сыростью остер.
Ведёт ребристая плита,
Толпа несет меня туда.
Вагон подходит, лязг и гул,
Знакомый запах я вдохнул.
Держась за теплый поручень,
Начнется скоро новый день.

Вот улица, шаги стучат,
Машины шинами шуршат.
Сигналы светофоров тут
По-своему для нас поют.
Иду вперед, толпа густа,
Урчит живот – еда проста
С лотков доносится сюда,
Горячий рис, лапша, вода.

А вот работа, офис мой,
Здесь каждый звук давно родной.
Компьютер голосом гудит,
Задачу новую твердит.
Стучат по кнопкам пальцы в ряд,
Коллеги рядом говорят.
Обычный день, как сотни дней,
Среди токийских этажей.

Обратный путь, толпа, вагон,
Принёс усталость я с собой.
Знакомый запах дома ждет,
Где тишина меня найдет.
Ключом в замок, щелчок простой,
Вот я один, вот я с собой.
И можно сбросить груз забот,
Пусть внешний мир чуть подождет.

А Токио шумит в ночи,
Неоном светятся лучи.
Но я их слышу, не смотрю,
Я тишину свою творю.
Обычный день прошёл опять,
Пора ложиться, нужно спать.
Во тьме знакомой и родной,
Найду я завтра путь прямой.